Август 1904 сражение под ляояном. Сражение у реки шахэ. Отрывок, характеризующий Сражение при Ляояне

💖 Нравится? Поделись с друзьями ссылкой
На пути к краху. Русско-японская война 1904–1905 гг. Военно-политическая история Айрапетов Олег Рудольфович

Глава 21. Ляоян. Сражение, которое должно было стать решающим

Под Ляояном время начало работать против Японии - у Куропаткина было 150 000 чел. при 483 орудиях, в то время как у Ойямы - 135 000 чел. при 592 орудиях. Русские войска превосходили японцев в кавалерии в 3 раза, в пехоте - на 31 батальон. Перед началом сражения Маньчжурская армия усилилась на 16 батальонов и 24 орудия за счет войск V Сибирского Армейского и I Армейского корпусов{1575}. Противник терял преимущество близости тыла - он находился на расстоянии свше 1200 км. от Японии, из которых около 1 тыс. км. приходилось на море, при этом безопасность морских перевозок до сих пор не была гарантирована, с пунктами высадки на Ляодуне и в Корее его связывали грунтовые дороги низкого качества, для эффективного использования имевшегося в распоряжении японцев участка ЮМЖД требовалось большое количество подвижного состава, рассчитанного на русскую колею{1576}.

Русские войска находились на подготовленных позициях и оборонялись. Они были уверены в том, что их командующему удалось завести противника в ловушку. Один из офицеров вспоминал: «Армия была проникнута верой в неуязвимость укреплений оборудованных вокруг этого китайского местечка. Долгие месяцы тысячи рабочих рыли здесь волчьи ямы с остроконечными кольями, целая сеть проволочных заграждений должна была преградить доступ к окопам и стенам Ляояна»{1577}. За ним находились Янтайские угольные копи, чрезвычайно важные для функционирования железной дороги - они давали до 15 тыс. пудов(240 тонн) каменного угля в день{1578}. В течение 3 месяцев - с конца марта по июнь - город активно укреплялся - подходы к нему были прикрыты 2 поясами укреплений{1579}.

Прежде всего была построена Главная позиция, протянувшаяся на 14 верст, упиравшаяся флагами к реке Тайдзыхе. Она была очень основательно укреплена. На 1 линии было построено 8 фортов (из расчета по 2 роты), 8 редутов (на роту), промежутки были связаны окопами и 21 батареей на 208 полевых орудий. Перед укреплениями были установлены проволочные заграждения, засеки, фугасы, волчьи ямы. 2-я линия укреплений была создана на левом фланге русских позиций перед южной стеной города и включала в себя 2 форта, 4 редута, 5 люнетов и 3 батареи на 19 орудий; 3-я - за правым флангом у мостов через реку, которые она прикрывала: 2 форта, 2 люнета и 5 батарей на 36 орудий{1580}. Все долговременные укрепления были хорошо замаскированы и не представляли собой легкой мишени для противника, пространство перед ними было расчищено для удобства обстрела{1581}. После того, как выяснилась мощь японской артиллерии, на позициях дополнительные укрепления получили блиндажи, которые превратились в надежные убежища от снарядов противника. Кроме того, были построены и Передовые позиции, в основном представлявшие собой систему окопов. Их главной задачей было сдерживание возможного первого удара японцев и определение главного его направления{1582}. Это была мощная оборонительная система, и многие сомневались, что японцы «отважатся брать Ляоян»{1583}.

Но японский командующий, как последовательный сторонник германской школы, планировал осуществить глубокий обход русских позиций, окружить русскую армию и отсечь ее от единственной линии снабжения - железной дороги. Противник не собирался разбивать себе лоб об укрепления - он был воодушевлен идеей повторить Седан. С другой стороны, преимущества русской стороны резко обесценивались системой управления. На фронт русский командующий вывел 64 % своих сил(128 батальонов), на фланги - 5 %(10 батальонов), остальные решали другие задачи{1584}. Еще до начала сражения Куропаткин вывел в резерв 61 батальон, 30 сотен, 136 орудий и 8 пулеметов. Ближнюю охрану флангов позиции нес отряд Мищенко и XVII Армейский корпус, целых 8 отдельных отрядов обеспечивали дальнюю охрану флангов, кроме того, выделялись войска для гарнизона города, охраны дорог, этапных линий, летучей почты, была реализована чрезвычайно запутанная система общих и частных резервов, которыми могли распоряжаться командиры разных уровней. Все это крайне усложняло управление армией{1585}. Внезапно проявилось и уязвимое положение войск на плацдарме. С 4 по 5(17–18) августа начался разлив Тайдзыхе. Броды закрылись, 4 из построенных ранее 7 мостов было снесено паводком{1586}, в результате X Армейский корпус оказался отрезанным от основных сил. Вслед за этим наступила страшная жара - испарения привели к росту санитарных потерь{1587}.

12(25) августа Ойяма начал наступление, вслед за чем началось длительное сражение. Постоянно опасаясь возможного окружения, Куропаткин вновь проявил себя сторонником пассивной обороны, полностью уступив инициативу Ойяме. Это позволило японцам постоянно сосредотачивать превосходящие силы на направлениях своих атак. Бои под Ляояном носили исключительно упорный и кровопролитный характер. Русские войска стойко оборонялись, а японские храбро наступали, и те, и другие практически не считались с потерями. Наступавшие теряли больше, но не могли прорвать линию обороны. После атак подступы к русским окопам были заполнены трупами и ранеными{1588}. Это был день разочарований, как отметил один из британских наблюдателей при японской армии{1589}. Положение японской армии было весьма тяжелым, в ее штабе опасались возможного контрудара{1590}. К вечеру 17(30) августа стало ясно, что отступать русские войска не собираются, I Сибирский Армейский корпус отбил все атаки. Одновременно в штаб маршала Ойямы стала приходить информация о том, что Куропаткин начал готовить эвакуацию Ляояна. Позже выяснилось, что она оказалась необоснованной, но японское командование все же решилось начать глубокий обход русских позиций. Еще ранее 12-я дивизия была направлена на правый берег реки Тайдзыхе{1591}.

Она должна была выйти в тыл и фланг русских войск и обеспечить связь с армией Куроки, осуществлявшей опасный маневр глубокого обхода Ляояна. На Тайдзыхе находилилась только гвардейская дивизия и одна пехотная бригада. Обе понесли чрезвычайно высокие потери в предидущие дни{1592}. 12-я дивизия относительно мало пострадала в это время, и теперь на нее возлагали особые надежды в штабе Ойямы{1593}. Русские войска успешно оборонялись, однако они практически не имели резервов. Оборона подоходила к опасной точке напряжения{1594}. В ночь на 30 августа дивизия практически в виду русских патрулей (основные позиции находились в 7–8 км. от реки) перешла через Тайдзыхе. Куроки, фланг и тыл которого был в это время чрезвычайно уязвим, а транспорты армии - попросту открыты для возможного удара, получил надежное прикрытие{1595}. Дивизия успешно выполнила поставленную перед ней задачу{1596}. Для того, чтобы помочь своим войскам за рекой, японский главнокомандующий усилил давление на фронт.

Для того, чтобы не допустить снятия русских войск с передовых позиций, Ойяма создал мощный артиллерийский кулак против фронта I и III Сибирских Армейских корпусов - 234 полевых и горных и 72 тяжелых орудия против 82 полевых русских. Утром 18(31) августа началась артиллерийская подготовка. Японские артиллеристы мастерски концентрировали огонь своих орудий, подготавливая наступление пехоты. Она по-прежнему шла вперед, не считаясь с потерями. Хуже дело обстояло со связью между атакующими и артиллеристами - японцы часто попадали под огонь собственной артиллерии. За два дня потери двух русских корпусов составили 6239 чел., японцев - 11 899 чел.{1597}. Храбро и настойчиво наступавший противник был отражен, но растянутость линии фронта и отсутствие резервов сделали свое дело{1598}. Уже в ходе боя 18(31) августа Куропаткин принимает решение отступить с передовых позиций на главные с целью сокращения фронта - с 24 до 14 верст. Войска отошли в ночь на 19 августа(1 сентября). Утомленные боями японцы не преследовали{1599}. Отступление было проведено в образцовом порядке, несмотря на близость противника{1600}. По первичной диспозиции этот маневр должен был стать демонстративным, Куропаткин надеялся навести атаковавших на свои основные укрепления{1601}.

Войска были очень недовольны очередным отходом, но их немного успокаивало то, что главные позиции неприступны. Тем временем жители русского квартала Ляояна начали покидать город{1602}. Это было правильное решение - на глазах у людей с 17(30) августа начали вывозить на север госпитали и часть железнодорожного имущества{1603}. 19 августа(1 сентября) в 13.30 японцы начали обстрел города. Под прицелом оказался район станции и китайский квартал{1604}. Поначалу в обстреле участвовали гаубичные и полевые батареи, но вскоре у японцев появились и одно орудие осадного типа. Один из снарядов попал в патронный склад и взывал пожар и разрывы боеприпасов. Для того, чтобы войска на позициях не приняли бы их за интенсивный винтовочный огонь у себя в тылу, пришлось известить об этом успехе противника по телефону{1605}.

В тот же день русский командующий отметил в своем дневнике: «Войска дрались геройски. Все до одного штурма были отбиты с огромными для японцев потерями. Массы их трупов покрывали подступы к нашим позициям. Волчьи ямы были завалены трупами доверху. Нам досталось много оружия. Наши воспользовались обувью японцев. Доходило до штыкового удара. 17-го атака велась главным образом на 3 корпус Иванова, а 18-го на 1 корпус Штакельберга. Наши потери за эти два дня свыше 7 000 чел. убитых и раненых. Настроение войск приподнятое. Все же в наступление нельзя было перейти, ибо армия Куроки начала переправляться на правый берег Тайдцыхе у Сыквантуня, в переходе от Ляояна. Силы 17 корпуса слишком незначительны, чтобы удержать эту армию. Нельзя было допустить тактический обход»{1606}.

В штабе русской армии появились слухи о том, что из-за громадных потерь японцы готовятся отойти к Хайчену{1607}. Это произошло именно тогда, когда Куропаткину показалось, что наступил решающий момент для реализации его планов решающего контрнаступления. Именно 1 сентября, т. е. в годовщину Седана, в глубокий тыл Ляоянских позиций вышла 1-я армия генерала Куроки - 24 000 чел. при 60 орудиях. Этот обход оказался совершенно неожиданным для русского командования{1608}. Так как с 19 августа(1 сентября) Ляоян уже находился под обстрелом артиллерии противника, усиленными темпами шла эвакуация станции. Солдаты железнодорожных батальонов под огнем противника выкатили на руках из тупиков 2 вагона с пироксилином и порохом(1500 пудов), и отвели их на северные стрелки станции. Обошлось без потерь{1609}.

Обходящие силы противника оценивались штабом Манчжурской армии в 30–35 тыс. чел. Куропаткин решил сам использовать оторванность Куроки от основных сил Ойямы и свое численное превосходство и начал сосредотачивать против 1-й японской армии 92 батальона пехоты, 4 саперных батальона, 79 сотен и эскадронов, 352 орудия - всего около 57 тыс. штыков и 5 тыс. сабель и шашек{1610}. 31 августа японские атаки были отбиты, противник отходил от центральных позиций русской обороны, в главной квартире были уверены - победа близка{1611}.

19 августа(1 сентября) Куропаткин решил сам использовать оторванность Куроки от основных сил Ойямы и свое численное превосходство и сосредоточил против 1-й японской армии 62 000 чел. при 352 орудиях. Русский командующий изложил свое видение ситуации словами: «Сегодня собираться, завтра сближаться, послезавтра атаковать!»{1612} На самом деле он вовсе не был уверен в своих силах. Пугающе высоким оказался расход боеприпасов. Перед началом сражения, сверх запасов, имевшихся в батареях и парках, на станции Ляоян хранилось 100 тыс. снарядов. К вечеру 18(31) августа их осталось только 24 тыс. К моменту наступления армия могла столкнуться с недостатком снарядов, командующий распорядился срочно подготовить к перевозке имевшиеся в Харбине запасы{1613}. 20 августа(2 сентября) для наступления было сосредоточено 93 батальона, но японцы упредили Куропаткина и атаковали первыми. Огромное значение приобретала горная кряда в тылу Ляояна, к которой стремились войска Куроки и I Сибирский Армейский корпус ген. Штакельберга{1614}. Строго говоря, это были 2–3 группы открытых скальных холмов, высотой 60–70 метров. Они поднимались «над морем гаоляна, который своей непроницаемой мантией закрывает всю равнину» - шириной около 1,5–2 км{1615}.

Против передовых частей Куроки была брошена только что высадившаяся на станции Янтай 54-я пехотная дивизия ген-м. Н. А. Орлова, профессора Николаевской Академии. Она целиком состояла из не имевших боевого опыта и недавно призванных под знамена запасных. В этот период в русской армии уделялось совершенно недостаточно внимания подготовке и слаживанию соединений, создаваемых во время мобилизации. Даже сроки подготовки бойца были совершенно недостаточными. «Мобилизация проведенная в военных округах государства, - вспоминал безусловный авторитет в этой области ген.-л. А. С. Лукомский, - указала, что подготовка к ней была хороша в округах Киевском и Варшавском; удовлетворительная в округах Виленском, Петербургском и Московском и совсем неудовлетворительна в прочих военных округах»{1616}.

При мобилизации резервные бригады разворачивались в дивизии, увеличиваясь по меньшей мере в два раза. Резервисты, прошедшие службу под знаменами 10 и более лет раньше, по данным японской разведки, проходили обучение сроком не более 3 месяцев, иногда этого не хватало для того, чтобы подготовить их к бою{1617}. На самом деле японцы ошибались, весной и летом 1904 г. сроки подготовки резервистов были гораздо менее длительными. Кроме того, долгое пребывание в дороге не использовалось командованием должным образом. Корпусные учения и штабные игры не проводились, между тем большое количество вновь прибывших офицеров, от ротного до бригадного уровня, вынуждены были знакомиться с войсками по пути на фронт. Исключения носили единичный характер{1618}. Если командование не находило чем занять подчиненных, то ничего не делавшие люди сами находили себе занятия по пути на фронт. Игра в карты, употребление спиртных напитков - все это имело место в воинских эшелонах{1619}.

Не удивительно, что, вступив в бой под Ляояном «с колес», 54-я дивизия просто не могла проявить себя в качестве боеспособного соединения. Ее командир считался в Николаевской Академии специалистом по суворовским действиям в Италии и был большим поклонником наступательных действий во что бы то ни стало. «Всякий начальник отряда, - утверждал он в 1895 г., - должен отдать предпочтение наступательным действиям, так как ими достигаются наибольшие результаты. Только в исключительных случаях, и то лишь временно, можно прибегнуть к обороне. Для наступления требуется твердая воля, готовность принять на себя ответственность, даже когда превосходство сил над неприятелем становится сомнительным. Тот, кто избегает ответственности, естественно склонен к оборонительным действиям. Конечно, следует считаться с топографическими свойствами местности, но главною данною остается все же живая сила - наши и неприятельские войска. Энергичное решение поднимает дух наших войск и угнетает дух неприятеля; оно может, потому, в значительной степени уравновесить невыгоды местности»{1620}.

Примерно так Орлов и действовал в Манчжурии, забывая, что войска, которые находились под его водительством, существенно отличались по уровню слаженности и подготовки от суворовских, с которыми можно было наступать, не считаясь с «невыгодами местности». Перед прибытием подкреплений шли непрерывные ливни, поля гаоляна превратились, по воспоминанию участника боев, «в какое-то сплошное болото, настолько топкое и грязное, что двигаться по нему без дорог, кроме самого медленного шага, решительно не было ни малейшей возможности»{1621}. В эти топи и была спешно отправлена дивизия Орлова. «Необстрелянных и немолодых резервистов этой дивизии, - вспоминал ген.-м. Б. В. Геруа, - прямо из поездов направили от станции Янтай для контратаки обходивших японцев в лес гаоляна; здесь наши пензенские бородачи, дети открытых полей и широкого обзора, совершенно потерялись и дрогнули при первых японских шрапнелях. Дивизия рассеялась и с трудом собралась позже к Янтаю»{1622}.

Неподготовленной дивизии, состоявшей из запасных необстрелянных солдат 35–40 летнего возраста, поручили весьма сложную задачу и последствия этой ошибки переросли по важности масштабы простого поражения. Заняв высоты, Орлов покинул их утром, выстроив войска в колонну длиной примерно в 3 км{1623}. Вскоре, по словам участника атаки, «…наступила непроглядная ночь. В гаоляне было совершенно темно. Ориентироваться, держать связь и управлять боевым порядком не представлялось никакой возможности, но полк со страшными усилиями продвигался вперед. Люди усталые двигались в гаоляне, спотыкались и падали, другие отставали и отбивались»{1624}. Уровень управления атакой оставлял желать лучшего. «Они не приняли никаких мер для прикрытия своего наступления передовыми отрядами или разведчиками, - отмечал наблюдавший этот бой издали британский атташе, - и допустили, чтобы голова колонны была захвачена в сомкнутом строю, среди низких, поломанных кряжей и оврагов, близ деревни Таяо и между двумя рядами холмов. Здесь русские были разбиты и отброшены в большом беспорядке…» Затем они вновь были настигнуты бригадой японской пехоты и окончательно разгромлены{1625}.

«Войска в гаоляне совершенно потерялись, - отметил 25 августа(7 сентября) в своем дневнике Куропаткин, - стреляли друг в друга и ходили друг на друга в штыки»{1626}. Дивизия действительно понесла значительные потери, сам Орлов ранен. «Толпы запасных постепенно разбрелись, - отмечал свидетель произошедшего, - и начатое сравнительно в порядке движение некоторых частей назад скоро получило характер полного развала. Японцы потеряли в схватке с отрядом ген.-м. Орлова только 181 человека; наши потери достигали 1502 человек, и объясняются главным образом стрельбой по своим. Войска совершенно потеряли ориентировку, и, отступая, отстреливались во все стороны… Не так важно было исчезновение с поля сражения 12 батальонного отряда ген. Орлова, как тяжело было моральное впечатление, произведенное этим эпизодом на войска всей Маньчжурской армии»{1627}.

Впечатление у противника, естественно было совсем другим. «Штаб армии, - отмечал Гамильтон, - считает за необычное счастье, что там, как раз, где угроза была так велика, орудие для выполнения оказалось столь низкого качества. Штаб убежден, что все люди у Орлова были запасные. Странно действительно, что японцы, двинувшиеся в первый раз в запутанную местность, которорую русские, не смотря на все, должны были знать вдоль и поперек, могли застигнуть врасплох и разрушить планы неприятеля с такой изумительной легкостью, лишь только тот решился оставить свои окопы»{1628}.

В результате сразу после этой атаки установился полный беспорядок. В ближайшем тылу никто не знал, что происходит рядом и где находится противник{1629}. Дивизия получила прозвище «орловские рысаки». Для того, чтобы дух и боевая ценность этих войск изменялась к лучшему, нужно было время. После Ляояна Куропаткин отправил ген.-м. М. С. Столицу наводить порядок в 54-й пехотной дивизии. Тот поначалу ужаснулся. В конце августа 1904 задача показалась ему почти неразрешимой: «Я думаю, что подчиненные говорят: вот собаку прислали! Но могу уверить, что не быть собакой прямо невозможно: офицеры ничего не знают и знать не хотят; нижние чины почти все запасные и при том старших сроков службы; одним словом, это не русские войска… Понемногу начинаю приводить в христианскую веру, но очень трудно»{1630}. Но чуть более чем через месяц, слаженная, хорошо подготовленная и привыкшая к необычным для себя условиям борьбы дивизия оказалась способной наступать, не считаясь с потерями{1631}.

А пока что высоты перед копями были заняты спешенной кавалерией отряда ген.-л. А. В. Самсонова - 19 сотен и 6 орудий. Вместо прикрытия флангов, отряд вынужден был оборонять стратегически важные позиции от атак японской пехоты. До вечера Самсонов продержался, а потом вынужден был отойти - оказавшись без прикрытия с флангов он сам оказался обойден{1632}. Так в результате массы ошибок, сделанных на разном уровне, были потеряны янтайские угольные копи и важные позиции в горном районе, которые Куропаткин считал основой для своего контрудара{1633}. После известий о провале Орлова он думал уже об отступлении{1634}. Левый фланг и тыл русской армии остался необеспеченным от возможного удара противника. Сибирские стрелки, подошедшие после разгрома Орлова, вышли на равнину, над которой господствовала горная цепь, занятая японской пехотой{1635}.

Янтайские высоты находились всего в 12 верстах от Мандаринской и железной дорог, их потеря сразу же поставила под угрозу коммуникации русской армии{1636}. Станцию Янтай удалось отстоять лишь благодаря усилиям I Сибирского Армейского корпуса{1637}. Штакельберг получил весьма «куропаткинское» указание - занять и оборонять станцию, «насколько возможно, не принимая боя с превосходными силами»{1638}. Не смотря на такие рекомендации японцы так и не смогли осуществить глубокий прорыв и отрезать Маньчжурскую армию от железной дороги. Исключительно интенсивные бои и растянутые коммуникации привели к тому, что запасы снарядов у японцев были исчерпаны. Огромную помощь сибирякам оказала артиллерия. К 1 сентября около 100 скорострельных орудий громили позиции противника{1639}.

Расход боеприпасов полевой артиллерией был невиданно высок, оставшийся в Ляояне запас - около 26 тыс. снарядов - был израсходован, установить объем запаса в парках при постоянном передвижении не представлялось возможным. Рассчитывать на успешное сопротивление Штакельберга в дальнейшем было также нельзя, он уже начал отступать. Корпус нуждался в поддержке, резервов у Куропаткина не было{1640}. Положение Куроки оставалось непростым и могло стать весьма сложным, но только в случае высокого уровня управления русскими войсками. Понимая сложность обстановки, Ойяма усилил давление на русскую оборону. Японские атаки были отбиты по всему фронту, но в этой обстановке Куропаткин, опасаясь за свой левый фланг и считая запас снарядов для своей артиллерии недостаточным (Командующий армией был потрясен расходом снарядов, некоторые орудия сделали по 800 выстрелов вместо планируемых 400, а ожидаемые поезда со 160 000 снарядов не успели подойти) отменил собственное распоряжение, и ночью 21 августа(3 сентября) приказал отступать{1641}. Армия должна была идти к Мукдену, чтобы «там собраться, укоплектоваться и идти вперед»{1642}.

Это было тяжелое решение. В ходе боя Куропаткин не раз уже менял задачи, только что поставленные перед войсками, что приводило к неизбежной путанице{1643}. Теперь перед штабом командующего возникла гигантская задача эвакуации города, на станции которого из 7 путей 5 были забиты санитарными поездами и неразгруженными вагонами. 5 тыс. таких вагонов было направлено в Мукден{1644}. Как отмечал П. А. Половцов, «…наша победа под Ляояном превратилась в поражение. Никогда больше у него (Куропаткина. - А.О. ) не было такой возможности, и никогда больше Маньчжурская армия воевала также хорошо, как она это сделала под Ляояном. Армия потеряла веру в своего Главнокомандующего»{1645}. Те, кто продолжать верить в него, верили, все с большей силой ожидая перелома, который так и не наступил{1646}. Вообще, это свидетельство показательно прежде всего для понимания настроений офицерской среды. Более всего подвержена панике была наиболее образованная часть армии. При отступлении от Ляояна один из офицеров Генерального штаба, глядя на необозримую вереницу обозов, уходившую до горизонта, постоянно твердил: «Посмотрите, посмотрите… Ведь это Седан…»{1647}.

На самом деле движение на север было организовано без суматохи и путаницы{1648}. При отходе к Ляояну с плацдарма на Главной позиции войска уничтожали мосты и переправы через Тайдзыхе, эвакуировались понтонные парки{1649}. Отступление в сложившихся условиях создавало значительную угрозу для обоза и артиллерии, однако в ночь с 22 на 23 августа (с 4 на 5 сентября) русские войска стали отходить на Мукден{1650}. К 13.30 23 августа(5 сентября) были вывезены все раненые, подвижной состав, телеграфное имущество, железнодорожные войска и саперы приступили к разбору стрелок. В полдень японцы начали обстреливать станцию{1651}. Появились признаки паники, но кризис был быстро преодолен. Весьма важным было и то, что при отходе сохранялись единые соединения и части, которые находились под руководством известных им командиров. Несколько русских батарей заставили замолчать японские орудия. Порядок был восстановлен, эвакуация продолжена{1652}.

Подполковник Э.-А. фон Лауенштейн, наблюдавший отступление от Ляояна, удивлялся порядку и самообладанию русской пехоты, два часа стоявшей у мостов, пропуская перед собой артиллерию и обозы. Немецкие войска были, по его мнению, не способны на это{1653}. При отходе специальные железнодорожные части систематически проводили разрушение железнодорожного пути{1654}. 25 августа(7 сентября) армия отошла за реку Хуньхе{1655}. Отступавших не преследовали. До последнего момента на фронте армии Куроки шли тяжелые бои с неясным исходом, и теперь его войска вынуждены были ограничиться наблюдением за отходом своих противников{1656}. С 22 по 26 августа (с 4 по 8 сентября) отходившие не увидели ни одного кавалериста противника, не услышали ни одного выстрела его орудий. Это было весбма большой удачей - на тяжелой и топкой дороге основные силы Манчжурских армий в походе начали перемешиваться, теряя организацию и стойкость{1657}.

Потери японцев в Ляоянском сражении составили 23 000 чел., русских - 16 000 чел. Ойяме не удалось реализовать свой план окружения, но он заставил русскую армию отступить. Один из германских наблюдателей, генерал Кемерер, который находился тогда при русской армии, осенью 1904 года вспоминал ситуацию, которая сложилась «…у Ляояна, где весь мир, по крайней мере, англо-саксонский мир, ожидал второго Седана. Этот прерванный бой большого стиля дал японцам лишь выигрыш места, но они не взяли ни одного пленного, ни одного трофея; то была вполне бесплодная, отрицательная победа, купленная, однако, ценою почти 20 000 человек. Япония не в состоянии выигрывать много таких побед, а Россия может перенести еще несколько таких поражений»{1658}.

Немецкий военный был прав в главном, хотя и приуменьшил масштаб японских достижений и русских потерь. Войну невозможно выиграть отступлениями и поражениями, пусть и тактическими. План Куропаткина, план разгрома японской армии и снятия блокады Порт-Артура был также сорван. Самым тяжелым образом на морали русских войск начал сказываться тот факт, что война для них стала окончательно превращаться в череду оборонительных сражений и отступлений. Тем не менее, русская армия в полном порядке отступила приблизительно 70 км. на север к Мукдену, а ослабленная японская до подхода подкреплений не могла использовать свой успех.

Русский Главнокомандующий был полностью уверен в своих войсках, которые демонстрировали высокий уровень дисциплины. 3(16) сентября 1904 года он докладывал: «Вполне спокоен на самоотверженную работу войск и на будущее время. Отход от Ляояна при тех условиях, при которых он был совершен, действительно являлся необходимым, хотя и выдающимся по сложности делом»{1659}. В последнем не приходится сомневаться. Действительно, почти все мемуаристы одновременно отмечают и прекрасную мораль русского солдата, рядового, его удивительную способность стойко переносить поражения. Другой германский офицер - майор Э. Теттау - впервые отметил это качество, наблюдая награждение войск после Тюренчена: «Нужно сознаться, они не производили впечатления разбитого войска. Здесь впервые было замечено то, что впоследствии наблюдалось часто, а именно, что русский солдат скоро справляется с впечатлениями и влиянием поражений: он обладает способностью быстро оправляться от понесенного удара. Через неделю после потерянного сражения все шло своим порядком, точно ничего не случилось»{1660}.

То же самое, по свидетельству Теттау, произошло и после Ляояна: «Нравственный дух русской армии, по-видимому, очень скоро воспрянул снова. Прошла всего какая-нибудь неделя после отступления русской армии от Ляояна, а между тем она успела оправиться настолько, что трудно было сказать, что эта армия так недавно избегла катастрофы»{1661}. Командир Псковского полка М. В. Грулев вспоминает: «Не прошло и несколько дней на новом месте расположения, как армия наша после отступления от Ляояна быстро оправилась; оправилась не только физически - что было само собою: подкрепилась новыми двумя корпусами, 1-м и 6-м, прибывшими из России, пополнила боевые припасы и проч., - она оправилась, главным образом, морально, она быстро забыла только что пережитое отступление от Ляояна и сама себе не поверила бы, что пережила катастрофу, - что ведь, в конце концов, японцы спихнули-таки нас с Ляоянской позиции и сами стоят на нашем месте»{1662}. Тоже самое можно было сказать и о настроениях в конце 1904 года, после неудавшейся операции на Шахэ{1663}. Морали русской армии угрожало только одно - неверие в собственную руководящую силу, и укрепляла это неверие непонятная многим активность Главнокомандующего.

Германский генерал, и также воспитанник Берлинской Академии, уже после Мировой войны так суммировал свой опыт руководства армией: «Важнейшим вопросом является действие. Действие имеет три этапа: решение, рожденное мыслью, приказ или подготовка к исполнению, и само исполнение. Все три этапа управляются волей. Воля коренится в характере, и для человека действия характер имеет гораздо большее значение, чем интеллект. Интеллект без воли ничего не стоит, воля без интеллекта опасна»{1664}. Эти слова Ганса фон Секта как нельзя лучше подходят к описанию того, к чему вела неуемная активность Куропаткина и чем она заканчивалась. Один из офицеров 2-й армии вспоминал: «…воля, направлявшая события, пребывала в неустойчивом, колеблющемся состоянии. Так, вместе с многочисленными распоряжениями, относившимися к наступательным замыслам, побуждавшим войска к стремлению вперед, направлявшим их замыслы к стороне неприятеля, шли настойчивые указания о мерах пассивно-оборонительного характера, об укреплении позиций, о необходимости быть готовыми к отражению противника. И все это вносило в деятельность войск что-то тревожное и суетливое, сильно усложняло и запутывало работы по подготовке к наступлению»{1665}.

Из книги Германская военная мысль автора Залесский Константин Александрович

Из книги Расстрелять перед строем… автора Смыслов Олег Сергеевич

Глава 6. КАК ЭТО БЫЛО 1 Командир разведроты лейтенант Зайцев те январские дни впоследствии назовет не иначе как «горячей порой»:«…Начальник штаба дивизии подполковник П.Ф. Хамов, начальник оперативного отделения майор В.И. Петров, начальник разведки майор М.Ф. Чередник

Из книги Руденко. Генеральный прокурор СССР автора Звягинцев Александр Григорьевич

Глава I «Колебаний не было»

Из книги Под псевдонимом Ирина автора Воскресенская Зоя Ивановна

Глава 27 Было и такое… Через несколько дней после моего приезда в Москву дома появился усатый и бородатый полковник Рыбкин, которого я доселе не видела в армейской форме ни с усами, ни с бородой. Я до слез обрадовалась, что он живой, невредимый, но никак не представляла в

Из книги О войне. Части 1-4 автора фон Клаузевиц Карл

46. Знание должно стать умением Теперь нам остается упомянуть еще об одном условии, которое более настоятельно необходимо для познания ведения войны, чем для всякого другого, а именно: это познание должно всецело слиться с духовной деятельностью, утратить всякую

Из книги Афган, снова Афган… автора Дроздов Юрий Иванович

Глава 18. К утру все было кончено… К утру все было кончено, новых катаклизмов пока не намечалось. Наше афганское подкрепление снялось и уехало к себе в казармы.Снялись с усиленного варианта службы и мы.После завтрака (треть консервной банки с перловкой и микроскопическими

Из книги Динамит для сеньориты автора Паршина Елизавета Александровна

Глава 32. Все было готово… Все было готово. Во двор виллы загнали крытый тентом грузовик с местными номерами, который только что прибыл из Ваграма и привез выгруженные с самолета контейнеры. Ворота подперли автобусом.Контейнеры быстро перетащили в дом. Опальные министры

Из книги Военные тайны ХХ века автора Прокопенко Игорь Станиславович

Из книги Российский флот на Черном море. Страницы истории. 1696-1924 гг. автора Грибовский Владимир Юльевич

Глава 17 Оружие, которое убивает планету 14 июня 1992 года. В Рио-де-Жанейро проходит специальная конференция ООН. В бразильской столице собрались ученые с мировыми именами, нобелевские лауреаты, писатели и журналисты. Буквально через несколько часов после начала

Из книги Отпуск на войну автора Байкалов Альберт Юрьевич

Сражение у острова Тендра (сражение у Гаджибея) 28–29 августа 1790 года После сражения у Керченского пролива капудан-паша Хюсейн, отступив к турецким берегам, исправил там повреждения, усилил свой флот линейными кораблями и в начале августа 1790 года вновь показался у берегов

Из книги Как организовали «внезапное» нападение 22 июня 1941. Заговор Сталина. Причины и следствия автора Шапталов Борис Николаевич

Глава 34 Не было бы счастья… «Вот она какая, смерть, – лениво подумал Балун, вспомнив, как Шева толкнул на него женщину, а оказавшийся за спиной и выпущенный на время из вида Хитрук двинул сзади чем-то по голове. – Даже думать можно. Интересно, а если попробовать

Из книги Битва за Кавказ. Неизвестная война на море и на суше автора Грейгъ Ольга Ивановна

Троцкий и троцкизм: что было и чего не было 1Всем известно, что Троцкий хотел бросить Россию в топку мировой революции. Это выражение авторы десятков книг переписывают друг у друга, потому что оно входит в реестр «само собой разумеющихся» истин. Правда, откуда взято это

Из книги автора

«Внезапное нападение», которое не было внезапным 1О том, что надвигается новая мировая война, понимали все думающие люди. Об этом много говорилось с конца 20-х годов. Причем не только политики. Писатель-философ Д. Мережковский в статье «Атлантида – Европе» (20-е годы)

Из книги автора

Сражение на два фронта. Прорыв через Перекопский перешеек и сражение у Азовского моря В то время как подготовка 54 ак к наступлению на Перекоп из-за трудностей с подвозом затянулась до 24 сентября и пока шла упомянутая перегруппировка сил, уже 21 сентября наметилось

ЛЯОЯНСКОЕ СРАЖЕНИЕ 1904 года - сра-же-ние ме-ж-ду российской и японской ар-мия-ми 11(24) августа - 21 августа (3 сентября) в рай-оне города Ляо-ян (Северо-Восточный Ки-тай) во вре-мя русско-японской вой-ны 1904-1905 годов.

По-сле не-удач-ных по-пы-ток в ию-не - ию-ле 1904 года де-бло-ки-ро-вать оса-ж-дён-ный Порт-Ар-тур (см. Порт-Ар-ту-ра обо-ро-на 1904-1905) российская Мань-чжур-ская ар-мия (ко-мандующий - генерал от инфантерии А. Н. Ку-ро-пат-кин) ото-шла на даль-ние под-сту-пы к Ляо-яну, на ли-нию ст. Ай-сянц-зян, Лянь-дя-сань, Ан-пи-лин. Она со-стоя-ла из Юж-ной (генерал-лейтенант Н. П. За-ру-ба-ев) и Вос-точ-ной (генерал от кавалерии А. А. Биль-дер-линг) групп, ар-мей-ско-го ре-зер-ва и от-ря-дов по ох-ра-не флан-гов (все-го около 149 тысяч человек, 673 ору-дия). К 10(23) августу ар-мия за-ня-ла арь-ер-гард-ную по-зи-цию. В ты-лу ар-мии за-вер-ша-лось обо-ру-до-ва-ние пе-ре-до-вой и главной обо-ро-нительной по-зи-ций (глу-би-ной 21-26 км). Опи-ра-ясь на эти по-зи-ции, Ку-ро-пат-кин ре-шил пе-рей-ти к обо-ро-не, от-да-вая тем са-мым ини-циа-ти-ву про-тив-ни-ку. Мань-чжур-ской ар-мии про-ти-во-стоя-ли японские 1, 2 и 4-я ар-мии (все-го около 109 тысяч человек, 484 ору-дия). Не-смот-ря на мень-шие си-лы, глав-но-ко-мандующий японскими вой-ска-ми мар-шал И. Оя-ма пла-ни-ро-вал ов-ла-деть обо-ро-нительными ру-бе-жа-ми российских войск, а за-тем ох-ва-тить, ок-ру-жить и унич-то-жить российскую Мань-чжур-скую ар-мию.

11(24) августа японская 1-я ар-мия (генерал Т. Ку-ро-ки) на-ча-ла на-сту-п-ле-ние в об-ход ле-во-го флан-га Восточной груп-пы российских войск. 13(26) августа 4-я (генерал М. Нод-зу) и 2-я (генерал Я. Оку) ар-мии пе-ре-шли в на-сту-п-ле-ние про-тив Южной груп-пы. Ата-ки япон-цев бы-ли от-би-ты. Од-на-ко Ку-ро-пат-кин, ос-но-вы-ва-ясь на пре-уве-ли-чен-ных дан-ных о си-лах про-тив-ни-ка и не ис-поль-зо-вав всех воз-мож-но-стей обо-ро-ны, при-ка-зал вой-скам Мань-чжур-ской ар-мии отой-ти на пе-ре-до-вой обо-ро-нительный ру-беж. 17(30) августа япон-ские 2-я, 4-я и часть сил 1-й ар-мии ата-ко-ва-ли эту по-зи-цию.

Во вре-мя атак про-тив цен-тра и пра-во-го флан-га, от-ра-жён-ных росийскими вой-ска-ми, япон-цы по-нес-ли боль-шие по-те-ри. На ле-вом флан-ге основные си-лы японских войск пе-ре-пра-ви-лись на пра-вый бе-рег реки Тай-цзы-хэ для об-ход-ного ма-нёв-ра. Соз-дав-шая-ся об-ста-нов-ка по-зво-ля-ла российским вой-скам на-нес-ти контр-удар и раз-гро-мить японскую 1-ю ар-мию, од-на-ко Ку-ро-пат-кин, опа-са-ясь об-хо-да ле-во-го флан-га ар-мии, 18(31) августа от-дал при-каз об её от-во-де на главную обо-ро-нительную по-зи-цию. За счёт со-кра-ще-ния ли-нии фрон-та и ос-во-бо-ж-де-ния час-ти войск он рас-счи-ты-вал соз-дать контр-удар-ную груп-пи-ров-ку для па-ри-ро-ва-ния об-ход-но-го дви-же-ния и раз-гро-ма японской 1-й ар-мии. 19-21 августа (1-3 сентября) раз-вер-ну-лись бои за главную по-зи-цию. Со-че-тая упор-ную обо-ро-ну ук-ре-п-ле-ний с вы-лаз-ка-ми, 2-й и 4-й Си-бир-ские ар-мей-ские кор-пу-са от-ра-зи-ли ата-ки япон-цев в цен-тре и на пра-вом флан-ге. На ле-вом флан-ге российские вой-ска ос-та-но-вили на-сту-п-ле-ние ар-мии Ку-ро-ки в рай-оне города Сы-к-ван-тунь. Тем не ме-нее 21 августа (3 сентября) Ку-ро-пат-кин от-дал при-каз об от-сту-п-ле-нии к Мук-де-ну (его при-каз на 2 ч опе-ре-дил на-ме-чен-ное от-сту-п-ле-ние японских войск). Российские вой-ска, му-же-ст-вен-но и стой-ко от-стаи-вав-шие ляо-ян-ские ук-ре-п-лён-ные по-зи-ции, ос-та-ви-ли их, не ис-чер-пав сво-их обо-ро-нительных воз-мож-но-стей. 22 августа (4 сентября) япон-цы за-ня-ли ос-тав-лен-ный Ляо-ян. Пре-сле-до-вать российские вой-ска Оя-ма не ре-шил-ся, опа-са-ясь пе-ре-хо-да их в контр-на-сту-п-ле-ние.

К по-ра-же-нию в Ляоянском сражении 1904 года при-ве-ли пас-сив-ность российского ко-ман-до-ва-ния и его гру-бые ошиб-ки в управ-ле-нии вой-ска-ми (пло-хая ор-га-ни-за-ция раз-вед-ки и, как след-ст-вие, пре-уве-ли-че-ние сил японских войск; вы-де-ле-ние зна-чительной час-ти сил в ре-зерв; преж-де-вре-мен-ные и не-обос-но-ван-ные от-хо-ды на но-вые по-зи-ции и др.), од-на-ко ок-ру-жить и раз-гро-мить российскую ар-мию япон-цы не смог-ли. Сра-же-ние име-ло зна-чительный раз-мах (бои ве-лись по фрон-ту до 85 км, глу-би-ной до 26 км, про-дол-жи-тель-но-стью 11 сут). В нём вы-яви-лось воз-рос-шее зна-че-ние артилерийского и стрелкового ог-ня и взаи-мо-дей-ст-вия войск, ши-ро-ко при-ме-ня-лись об-хо-ды и ох-ва-ты. По-те-ри японских войск в Ляоянском сражении со-ста-ви-ли 24 тысяч человек; российских войск - 17 тысяч человек.

Оборона Порт-Артура. Сражение под Ляояном

После поражения корпуса генерала Штакельберга и занятия японцами порта Инкоу в Ляодунском заливе Порт-Артур оказался блокированным как с суши, так и с моря. Японцы приступили к методическим обстрелам крепости и ее внутреннего рейда, где базировалась Тихоокеанская эскадра. Русское командование приняло решение вывести эскадру во Владивосток. Однако после того, как она была обнаружена, японский флот попытался уничтожить ее в морском бою. Победа японцам не досталась, но часть русского флота была вынуждена вернуться назад в Порт-Артур, остальные же боевые корабли ушли в нейтральные порты, где и были разоружены.

Попытки штурма Порт-Артура в августе 1904 года оказались безуспешными. Одновременно развернулись боевые действия под городом Ляояном. Японца силами трех своих армий попытались окружить главные силы русских войск. Однако, натолкнувшись на сильное сопротивление, они остановились, а 1-я японская армия даже отступила. Генерал А.Н.Куропаткин, опасаясь за свои флаги и боясь потерять связь с тылом, все же принял решение об отступлении на север, к Мукдену, фактически оставив Порт-Артур без поддержки с суши.

Сражение у реки Шахэ

Подобная перегруппировка сил давала возможность русской армии перехватить инициативу.15(28) сентября генерал Куропаткин отдал приказ о наступлении. Сражение на реке Шахэ, начавшееся 22 сентября (5 октября) и продолжавшееся до 4 (17 октября), окончилось безрезультатно. Обессиленные тяжелыми потерями, противники перешли к обороне. Образовался позиционный фронт, боевые действия пробрели затяжной характер.

Глава шестая. Ляоян

Донесение Стесселя о том, что Порт-Артур устоял против первого жестокого многодневного штурма, дошло до Маньчжурской армии в дни не менее жестоких испытаний для нее самой на передовых Ляоянских позициях. Генерал Куропаткин тотчас же объявил эту радостную весть армии, «чтобы поднять ее дух». Но армия в этом не нуждалась.

Без опасения быть обвиненным в преувеличении, в риторичности, можно сказать, что с самого начала войны все в армии ждали решительного генерального сражения под Ляояном как праздника, как награды за «терпение», за ряд бесплодных жертв и напрасных героических усилий. Если что и поддерживало еще этот угасаемый ряд отступлений, так это именно сближение с Ляояном, ожидание боя под ним и вера в победу, после которой мы пойдем вперед. Если чего и страшились войска, так это чтобы и Ляоян, выросший в сознании армии в ее военную столицу, «не отдали без боя», из боязни обхода нас слева, проявленной под Дашичао и Хайченом.

На этот раз, казалось, этого не случится. В Ляояне сосредоточивали огромные боевые и продовольственные запасы, спешно доканчивали укрепления, впереди позиций снимали выросший за лето гаолян. И, наконец, вокруг Ляояна закипел желанный бой.

Как известно, после боя 18 июля войска Маньчжурской армии заняли: 1, 2 и 4-й сибирские корпуса (южная группа) — Айсандзянскую позицию; 3-й сибирский корпус, командование которым вместо убитого графа Келлера вверено было генерал-лейтенанту Иванову, — Ляндясанскую и 10-й армейский корпус — Анпилинскую. Заняв Хайчен, японские армии успели продвинуться вперед на один лишь переход. Военные действия были приостановлены двухнедельными тропическими дождями. Когда они стали утихать, генерал-адъютант Алексеев вновь возбудил вопрос о необходимости помочь Артуру. 1 августа он сообщил генерал-адъютанту Куропаткину, что Стессель просит содействия Маньчжурской армии, так как положение крепости после занятия японцами Волчьих гор и Дагушаня значительно ухудшилось, а непрерывные бои ослабили силы гарнизона. И потому нельзя ли, в виду ослабления противника на нашем южном фронте, перейти хотя бы в демонстративное наступление к Хайчену.

Генерал Куропаткин ответил на это главнокомандующему, что просьбы Стесселя о помощи он приписывает только нервному его состоянию; «повторять Вафангоу нам нежелательно, а оно легко повторится, если мы двинем отряд на юг даже до Хайчена», движение это никакой действительной пользы Порт-Артуру не принесет. К тому же, по словам Куропаткина, замечалось усиленное передвижение японских войск к правому их флангу; армия Куроки была значительно сильнее того, что мы о ней знали. Видимо, готовился удар на Ляоян или даже на Мукден. При таких условиях движение на юг, по мнению генерала Куропаткина, представляло большую опасность.

На этот раз генерал Куропаткин был прав: демонстративное движение на юг отряда не могло ни помочь осажденной крепости, ни улучшить положение Маньчжурской армии. Другое дело, если бы не в демонстративное, но решительное наступление перешла вся армия. Но для этого генералу Куропаткину она все еще казалась недостаточно сильной. Поэтому «для перехода с надеждой на успех в наступление», он просит 2 августа генерал-адъютанта Алексеева назначить в состав Маньчжурской армии, кроме 5 сибирского корпуса, еще и 1-й армейский корпус, двигавшийся на театр вслед за 17-м армейским корпусом, и ходатайствовать о присылке из Европейской России еще 2 корпусов. Главнокомандующий уважил эту просьбу: 1-й армейский корпус был включен в состав Маньчжурской армии; в то время большая часть 6 сибирского корпуса, по желанию генерала Куропаткина, была расположена у Мукдена для обеспечения этого пункта со стороны средней Ляохе и верхней Тайцзыхе.

Вследствие этого силы Маньчжурской армии к 11 августа исчислялись в 199 батальонов, 143 сотни и эскадрона, 628 полевых и 28 осадных орудий — всего около 200 000 человек. Они распределялись следующим образом: 1-й, 2-й и 4-й сибирские армейские корпуса и конный отряд генерала Самсонова (всего 70 тыс. человек и 152 орудия) составляли, под общим начальством генерала Зарубаева, Южную группу и занимали Айсандзянскую позицию; 3-й сибирский, 10-й и 17-й армейские корпуса (всего 85 тыс. человек и 295 орудий) составляли, под общим начальством командира 17 корпуса генерала барона Бильдерлинга, Восточную группу и занимали позиции от Ляндясана до Сакана на Тайцзыхе; 5-й сибирский корпус (генерал-лейтенанта Дембовского) — 30 тыс. человек и 48 орудий — стоял у Мукдена, составляя общий резерв армии. Фланги этого расположения охранялись отрядами: правый — генерал-майора Коссаговского (8 1/2 батальонов, 9 сотен и 18 орудий) — у Давана, Сяобейхе и Каолитун, левый — генерал-майора Любавина (12 сотен и 4 орудия) — у Уйнина на реке Тайцзыхе; полковника Грулева (5 батальонов, 6 сотен и 6 орудий) — у Бенсиху и полковника Мадритова (2 батальона, 12 сотен и 2 орудия) — у Ляочена. Конный отряд генерал-майора Мищенко стоял на отдыхе в окрестностях Ляояна.

Японцы также использовали перерыв в военных действиях для укомплектования армии и к тому же 11 августа имели 128 батальонов, 576 орудий и 49 эскадронов, всего также около 200 тыс. человек.

Они были расположены: 1-я армия (Куроки) — около 85 тыс. человек у Тхавуана и Гудзяцзы — в двух группах, против 3 сибирского и 10 армейского корпусов, 2-я армия (Оку) — около 70 тыс. человек — У Хайчена и Ныочжуана — против Айсандзянской позиции и 4-я армия (Нодзу) — около 50 тыс. человек между ними — у Симучена.

Сравнение этих сил приводит к следующим выводам: общая численность противников одинакова; в частности, у нас на 100 эскадронов и сотен больше конницы; на 30 орудий более артиллерии; но у японцев 180 горных орудий, у нас только 7.

Первоначальный план генерала Куропаткина заключался в том, чтобы арьергардными боями на Айсандзянской, Ляндясанской и Анпилинской позициях выиграть время для окончания укрепления Ляояна и подхода подкреплений (1 армейского корпуса), а затем отойти на передовые Ляоянские позиции и, опираясь на укрепления Ляояна, принять решительный бой.

В этом смысле генералом Куропаткиным даны были еще в конце июля соответствующие указания начальникам южной и восточной групп, и в соответствии с этим именно планом эти начальники располагали войска, укрепляли позиции и отдавали все распоряжения.

И вдруг 11 августа генерал Куропаткин меняет этот план и принимает решение дать на этих позициях упорный решительный бой всеми силами армии и в случае его успеха перейти в наступление. Предполагают, что это изменение плана действий вызвано было успешным сосредоточением в районе Мукден — Шахе 5 сибирского корпуса и прибытием первых эшелонов 1-го армейского корпуса.

Однако это увеличение численности армии не искупало недостатков позиций, занятых для арьергардных боев, а не для генерального сражения.

Айсандзянская позиция, тянувшаяся по гребню горного отрога на 14 верст, была велика для южной группы; сократить же ее не позволяли условия местности; и без того левый фланг ее легко был обходим долиною реки Садахыа.

Ляндясанская позиция по своему протяжению (12 верст) также не соответствовала силам 3 сибирского армейского корпуса, ее занимавшего; гористая местность внутри ее чрезвычайно затрудняла войскам взаимную поддержку, а впереди позиции сложная система сопок и лощин давала противнику легкую возможность скрыто подойти к ней.

Наконец, 20-верстная Анпилинская позиция еще более не соответствовала силам 10 корпуса, совершенно не имела обстрела, в тылу имела реку Танхе и, вообще, для обороны представляла одни лишь отрицательные стороны. К тому же в отличие от Айсандзянской и Ляндясанской позиций, укрепленных заблаговременно, она была укреплена поспешно.

Если к этой характеристике позиции добавить, что, несмотря на растянутое положение войск южной и восточной групп, между ними все-таки оставался промежуток в 22 версты (от Кусанцзы до Кофынцзы), никем не занятый, станет ясно, что новый план действий генерала Куропаткина не сулил нам никаких успехов. Он мог и должен был лучше всего воспользоваться этими позициями как исходными положениями армии для наступления, но он по-прежнему оставлял инициативу действий в руках противника. Ойяма же не заставил себя долго ждать. Как только определилось, что период дождей миновал, он начинает наступление в тот самый день, в который армия Ноги прекращает свои попытки взять Артур открытой силой и переходит к постепенной атаке его.

11 и 12 августа правая колонна армии Нодзу и левая колонна армии Куроки теснят наши передовые отряды у Ляндясана, Тунсинпу и Лаодинтана и входят между собою в связь. А в ночь на 13 августа все японские армии переходят в наступление по всему фронту. План Ойямы заключается в том, чтобы, прорвав наш фронт именно на незанятом нами участке от Кусанцзы до Кофынцзы между южной и восточной группами, отбросить первую на запад от ж. д., а вторую — на восток от нее и, таким образом, открыть себе дорогу на Ляоян.

Для этого армия Оку, силою около 70 тыс. человек при 252 орудиях, наступает двумя колоннами против южной группы генерал-лейтенанта Зарубаева (70 тыс. человек при 152 орудиях): левая должна атаковать ее с фронта, правая зайти ей в тыл долиной реки Шахе; армия Нодзу одной колонной должна атаковать правый фланг 3 сибирского корпуса, а другой — зайти в тыл восточной группе; ей содействует в атаке 3 сибирского корпуса, со стороны Тхавуана, левая колонна армии Куроки, в то время как правая колонна этой армии (55 тыс. человек и 120 орудий) атакует наш 10-й корпус (30 тыс. при 119 орудиях).

Происходит ряд боев. 3-й сибирский корпус сохраняет свои позиции, но 10-й сбит на своем левом фланге у Пегоу; противник угрожает его пути отступления, а вздувшаяся от дождей река Танхе в тылу корпуса грозит разобщить его с остальными частями армии. Одновременно обнаруживается обход значительными силами армии Оку левого фланга Айсандзянской позиции. Авангарды 2 сибирского корпуса сбиты противником со своих позиций и отходят к Кусанцзы.

И ночью 13 августа генерал Куропаткин отдает приказание всей армии отходить на передовые Ляоянские позиции. Войска отходят с боем 14 и 15 августа по отвратительным дорогам, размытым дождями, теряют орудия на переправах через вздувшиеся горные реки и в пучинах грязи и 16 августа утром занимают позиции, на которых спешно, утомленные, и устраиваются. Противник идет по пятам.

Передовая ляоянская позиция, на которой должна была теперь — и могла! — решиться участь кампании, отстоит от Ляояна к югу верст на 7, на 10 и, начинаясь у полотна железной дороги огромной высотой, прозванной «Кулак», тянется вокруг Ляояна верст на 20 по гряде возвышенностей. Тактические достоинства позиции и степень ее укрепленности неодинаковы. Правый участок длиною 5 верст был сравнительно хорошо укреплен: на гребне возвышенностей устроены были окопы, перед фронтом, имеющим хороший обстрел, были выкопаны волчьи ямы, заложены фугасы и устроены проволочные заграждения. К левому флангу участка подходили запутанные горные отроги и промежутком в 3 1/2 версты отделяли его от левого участка позиции. Последний был менее силен для обороны: гористая местность перед фронтом его давала противнику возможность скрытно подойти к нашей позиции на близкое расстояние, — и более слабо укреплен. Даже гаолян перед фронтом участка смогли вытоптать всего лишь на 300–600 шагов, хотя времени было достаточно.

Армия наша заняла эту позицию следующим образом: 1-й сибирский корпус занял правый участок; 3-й сибирский корпус стал влево от него, на левом участке; левее его 10-й корпус; эти три корпуса составляли боевую часть армии; общим резервом для нее служили 2-й и 4-й сибирские корпуса, ставшие первый за центром, второй — за правым флангом.

17-й корпус, расположенный на высотах правого берега Тайцзыхе от Санванцзы до Сыквантуня фронтом на восток и юго-восток, преграждал пути к Ляояну с востока и в то же время охранял левый фланг армии, сторожа реку до Бенсиху. 54-я дивизия (из 5 сибирского корпуса) стояла еще далее к югу-востоку у Шахе и прикрывала пути на Мукден. Резервом этой группы войск служила бригада 71-й пехотной дивизии.

Правый фланг армии охранялся тремя конными отрядами: генерала Мищенко у Улунтая, генерала Грекова, наблюдавшего у Хечунпу переправы через Ляохе, и генерала Самсонова, стоявшего уступом за флангом армии у деревни Яньцзахинцзы. Во всех этих отрядах было 54 сотни, 3 батальона, 34 орудия.

На этот раз противник изменил своему обыкновению и, готовясь к решительной атаке наших позиций, не произвел артиллерийской рекогносцировки расположения наших батарей.

В течение дня 16 августа он слабым огнем обстреливал участок, занятый 3-м сибирским корпусом.

К вечеру канонада стихла. Настала ночь, — последняя для многих, — тихая, теплая. Ущербленная луна была бледна и неясна, словно на нее был наброшен траурный флер по жертвам грядущего дня. На окрестных горах зажглись бивачные огни. Но самые биваки наши были тихи. Хотя командующий армией накануне великого дня не обратился к армии ни с одним горячим словом, не объехал ни одной части, не видал ни одного солдатского лица, не слышал биения ни одного солдатского сердца, войска спокойно, в ясном сознании важности наступающей минуты ждали рассвета.

И едва мутные лучи серого, пасмурного утра 17 августа прорезали тьму ночи, как два японских эскадрона и полк пехоты из армии Нодзу атаковали передовые части 3 сибирского корпуса (команду охотников и батальон 23 восточносибирского стрелкового полка), занимавшие сопки у деревни Кудяза. Японская артиллерия поддержала эту атаку сильнейшим огнем, а густые цепи японской пехоты, прикрываясь гаоляном, двинулись на поддержку своих передовых атакующих частей.

Сражение началось. В то время как Нодзу напрягал все усилия сломить правый фланг расположения 3 сибирского корпуса, чтобы прорваться в 3-верстный промежуток между Дофантуньским и Маетунским участками, артиллерия Оку три часа громила позиции 1 сибирского корпуса. Но мы и тут, и там устояли.

Тогда, около 9 часов утра, пехота Оку, в свою очередь, повела энергичное наступление на левый фланг 1 корпуса все с тою же целью прорвать наш фронт на этом промежутке. Но для прикрытия его частью сил, взятых из резерва армии, уже была занята позиция у Падяканцзы. И все попытки японцев прорваться в этот промежуток были отбиты. Мы устояли.

Тогда волна японских атак, направлявшаяся в этот промежуток, как в русло, встретив здесь преграду, стала разливаться все более по фронту обоих корпусов и к полудню докатилась до того корпуса, правый фланг которого у Мындяфанскаго ущелья также был атакован бригадою из армии Куроки.

Но мы и тут устояли. Потерпев неудачу прорвать тут или там наш стратегический фронт, Ойяма ставит себе целью дальнейших действий окружить нашу армию.

Две дивизии из армии Оку пытаются обойти наш правый фланг. Мы противопоставляем им части 4 сибирского корпуса, которые огнем и штыками отбивают все атаки японцев.

С наступлением темноты, когда Оку и Нодзу прекратили атаки, на наших позициях ясно всеми чувствовалось, что энергия противника надломлена, уверенность его была поколеблена, а его силы и средства борьбы сильно уже истощены.

Это еще более подняло дух нашей армии, и без того бодрый и героистический.

Сообщая вечером 17 августа штабу соседнего 10 корпуса о результатах боя за день — о том, что передовая высота, взятая утром японцами, ими очищена, что корпусом отбиты все атаки, — командир 3 сибирского корпуса генерал-лейтенант Иванов прибавлял: «Потери огромные, но и бодрость духа еще огромна. Все убеждены, что никогда не отступим».

В этом была убеждена вся армия. Известна повышенная нервность раненых. Им кажется, что вместе с ними гибнет все, и по дороге на перевязочный пункт они уверяют всех и каждого, что все офицеры убиты, солдаты «почитай, все пропали», что дела наши плохи, неприятеля «видимо-невидимо» и «против него не устоять». Так было под Вафангоу, Хайченом, потом на Шахе. Под Ляояном — ничего подобного. Раненые поражали своим спокойствием, своим самоотвержением. С большим одушевлением они рассказывали об обстоятельствах боя, радуясь, что все идет отлично, что мы удержимся, что на этот раз мы погоним японцев.

— Разве можно отдать Ляоян! — говорили одни.

— Это ничего, что меня ранило, — говорили другие, — наших еще довольно осталось.

— Наворотим! Теперь уж наша взяла! — грозились третьи. Легко раненые не хотели уходить. Другие тащились сами, не позволяли товарищам себя провожать.

Огромные потери, которые мы несли от беспрерывных жестоких атак неприятеля, ливня свинца, чугуна и стали, никого не смущали. Передавали, что когда одну из наиболее потерпевших батарей 1 сибирского корпуса, потерявшую уже более половины орудийной прислуги, хотели заменить другою, уцелевшие воспротивились. «Не надо, мы все умрем!» — кричали они.

Вообще выдержка, с которой вели себя в этот день наши войска, была изумительная, и атмосфера боевого поля была насыщена не только запахом обильно пролившейся крови, но и ароматом высоких, благородных качеств человеческой души, жертвующей собою «за други своя», — за Отечество.

Почти одновременно с тем, как на южном и восточном фронтах Ляояна начал затихать жестокий бой, Ойяма двинул через Тайцзыхе, в обход нашего левого фланга армию Куроки. Это был смелый, рискованный, но талантливый ход. «Сходство Тайцзыхе Куроки с Рубиконом Цезаря, — говорит по поводу этого решения генерал Гамильтон, — заключалось в том, что ни та, ни другая река не представляли собою препятствия для перехода войск, но раз переход совершен, этим самым их начальники ставили на карту все» 105 .

Первою поздно вечером 17 августа начала переправляться через Тайцзыхе вброд у Лентоувана 12-я японская дивизия, та самая, которая первою переправилась и через Ялу под Тюренченом.

Вслед за ней в течение ночи переправилась бригада 2-й дивизии и начали переправляться артиллерия и кавалерия.

Смелый удар на Ампин значительного отряда русских, с неопрокинутого фронта которых японцы начали уходить с наступлением темноты, — замечает генерал Гамильтон, состоявший как раз в то время при 1-й японской армии, — разрезал бы армию Куроки на две части и, даже если бы, в конце концов, и был отбит, то все-таки настолько бы расстроил и разметал его обозы, что 1-я армия была бы осуждена на бездействие в течение нескольких недель» 106 .

Это ясно сознавалось и у нас. Идея наступления, атаки обессиленного противника была в уме и сердце каждого пережившего первый день Ляоянского сражения и после благополучно проведенной ночи бодро и радостно смотревшего в лицо второго дня. Она носилась в этом чистом, свежем воздухе раннего утра 18 августа. Поэтому, когда выяснилось, что за ночь перед фронтом 10 корпуса японцы отступили (вернее — ушли за Тайцзыхе), начальник левофлангового участка позиции генерал Васильев стал просить разрешить ему перейти в наступление. Командир корпуса генерал-лейтенант Случевский не решился самостоятельно дать ему это разрешение и запросил командующего армией. Генерал Куропаткин отказал.

Но еще до получения этого отказа генерал Васильев продвинулся вперед, занял две деревни, прогнал японцев артиллерийским огнем из третьей и намеревался гнать их дальше, донося, что это «отнюдь не рискованно». Фактом своего успеха он, видимо, хотел сломить колебание корпусного командира. Но было уже поздно. Васильеву ответили, что задуманное им движение вперед нежелательно: это ослабляет силы корпуса и удлиняет его позицию, а чтобы лишить энергичного генерала возможности действовать самостоятельно, ему от имени командующего армией предложили отделить в резерв по возможности более войск. «Это нужно, — утешали генерала Васильева, — для предстоящих активных действий».

Их все и ждали.

Теперь армия Куроки переправлялась уже при свете белого дня, на глазах всего нашего 17 корпуса, стоявшего на высотах севернее деревни Сыквантун, а переправившись, двигалась на север и укреплялась на высотах у Канквантуня.

В то же время войска Оку и Нодзу, всю ночь тревожившие наши 1-й и 3-й сибирские корпуса нечаянными нападениями, дабы убедиться, что они не ушли с позиции, возобновили свои яростные атаки, на этот раз не столько для того, чтобы сбить их, сколько для того, чтобы удержать их на месте до окончания обходного движения Куроки.

Опять полился на головы доблестных сибирских стрелков, стоявших в полевых окопах, дождь свинца и стали, и воздух загудел от несмолкающего грохота выстрелов, жужжания летящих снарядов, треска их разрывов, трескотни пулеметов, скорострельных винтовок, криков атакующих и стонов раненых. Веденные энергично, демонстративные атаки японцев встречали с нашей стороны столь же энергичный отпор.

— Мы устояли. Мы устоим, — говорили на позициях все: генералы, офицеры, солдаты. И уверенность в победе росла и крепла в них тем сильнее, чем тише становилось на фронте 3 и 10 корпусов. Введенный в дело прямо из вагонов 85-й пехотный выборгский полк еще более укреплял надежду, что в решительную минуту перехода в наступление мы окажемся численно сильнее противника и при том с запасом свежих сил в лице 1 армейского корпуса; о том, что делалось в 17-м армейском и 5-м сибирском корпусах на южном и восточном фронтах не знали, но твердо верили, что и они отразят обходящую наш левый фланг армию Куроки. Уже летал из уст в уста слух, что целая дивизия его загнана в реку и затоплена.

В действительности этого не случилось, хотя слух легко мог стать тогда фактом.

Против переправившихся за ночь полутора дивизий армии Куроки, не имевших при себе артиллерии, на высотах Сыквантуна и у деревни Санванцзы стоял весь 17-й корпус. Но он узнал о переправе японцев только утром 18 августа и не попытался сбросить их в реку энергичным переходом в наступление.

По признанию одного из начальников дивизии этого корпуса, штабом последнего ему были «категорически воспрещены наступательные действия, чтобы преждевременными боями не нарушить планов командующего армией» 107 .

Для последнего же обходное движение Куроки, по-видимому, не представляло неожиданности. Что возможность его предусматривалась еще до боя, видно из сосредоточения на правом берегу Тайцзыхе к этому пункту войск 17 армейского и 5 сибирского корпусов. Затем, когда в первый день боя под Ляояном, 17 августа, армия Куроки так вяло действовала против 10 корпуса, предположения эти еще более окрепли. И все-таки о переправе Куроки в штабе нашей армии узнали вполне определенно только к полудню 18 числа, а, узнав, не сделали никаких распоряжений о противодействии обходу. Очевидно, как и перед Тюренческим боем, предпочитали, чтобы «японцы все вылезли на берег, дабы всех их сразу сбросить в реку».

И японцы «вылезли». Беспрепятственно, под слабым огнем нашей артиллерии, навели они в течение дня 18 августа понтонный мост, перевели по нему артиллерию, заняли позицию на Канквантунских высотах, спешно на них окопались — и к вечеру 18 августа положение Куроки, столь рискованное еще утром, стало совершенно прочным. И тогда пред генералом Куропаткиным возникла дилемма: или, оставив против армии Куроки заслон, перейти в наступление в южном направлении против армии Нодзу и Оку, или отойти на главную Ляоянскую позицию и, оставив для ее обороны минимум войск, ударить возможно большими силами на Куроки и попытаться разбить его, прижав к Тайцзыхе, проходимой в то время в брод лишь в нескольких пунктах.

Какой же из этих двух планов выберет генерал Куропаткин?

На передовых Ляоянских позициях южного и восточного фронтов, столь слабых своими окопами, но столь сильных доблестью их защитников, мы удержались и к концу второго дня ляоянской битвы. По-прежнему здесь все атаки противника были отбиты, и они становились все более редкими, и все более росла в наших рядах уверенность в победе. И сильные этой уверенностью, своею надеждой на переход в наступление, войска наши стояли живою, но несокрушимою стеною под ливнем японских снарядов и пуль, запас которых, видимо, приходил к концу. Были уже случаи, когда за неимением патронов японцы бросали в наши окопы камни, все, что попадалось им под руку. Из наших окопов уже видели, как японские офицеры тщетно пытались увлечь за собою в атаку солдат. Силы и средства борьбы, видимо, уже были растрачены японцами. Дух их подорван. «Если бы в это время русские одним или двумя полками перешли где-нибудь в наступление, — признавался впоследствии германский военный агент при японской армии, — они одержали бы под Ляояном блестящую победу».

К сожалению, у генерала Куропаткина не хватило на это решимости.

Управляя боем из вагона и по телефону, имея дела только с бумагой донесений, несвободный и в этот торжественный и высокий час от своей обычной мелочной заботливости в распоряжениях, он не коснулся и теперь души своих войск, так чудесно раскрывавшейся на каждом шагу, не знал ее и, пожалуй, даже еще плохо верил в нее.

Он рассуждал так: «Даже при успехе против армии Оку и Нодзу, которые в худшем для них случае могли отступить, увлекая нас от Ляояна, успех армии Куроки и выход ее на наши сообщения, грозил катастрофою 108 . Между тем, чтобы иметь сколько-нибудь достаточные силы для перехода в наступление против двух японских армий, можно было оставить заслоном против армии Куроки только находившиеся на правом берегу Тайцзыхе 17-й корпус и два полка 54-й пехотной дивизии, всего 40 батальонов, под общим начальством генерала Бильдерлинга. Однако этим войскам, не имевшим еще достаточного боевого испытания, нельзя было доверить выполнение особо трудной задачи, каковою являлось удержание превосходной в силах армии Куроки, при неизбежной к тому же растянутости расположения нашего заслона. Это недоверие, — заключает свои объяснения генерал Куропаткин, — оправдалось последующими событиями».

Но, быть может, оно потому и оправдалось, что из двух решений вопроса: что делать? — генерал Куропаткин выбрал наименее соответствовавшее обстановке и к тому же наиболее сложное и трудно выполнимое. Во всяком случае, факт тот, что события не оправдали предположений генерала Куропаткина. Стало быть, он плохо рассчитал. Избрав из указанных выше двух способов действий второй, т. е. отход на главные Ляоянские позиции и главный удар по армии Куроки, генерал Куропаткин принял следующий план: оставив для обороны Ляоянской позиции 2-й и 4-й сибирские корпуса (86 батальонов, 15 сотен и 228 орудий), он решил переправить остальные корпуса (1-й и 3-й сибирские и 10-й армейский — всего 93 батальона, 73 эскадрона и сотни и 352 орудия) на правый берег Тайцзыхе и развернуть их между позицией 17-го армейского корпуса у Сыквантуня и высотами у Янтайских копей, которые должен был занять отряд генерал-майора Орлова из 13 батальонов; приняв за сим позицию у Сыквантуня за ось, надлежало произвести захождение армии левым плечом вперед, дабы взять во фланг позицию японцев, тянувшуюся от Тайцзыхе у села Квантун по направлению к Янтайским копям.

Сложность этого маневра очевидна. Между тем на выполнение его — отступление с передовых позиций, переправу 3 корпусов с 352 орудиями через Тайцзыхе, сосредоточение их на новом участке обширного поля сражения, развертывание и захождение целой армии левым плечом — оставалась одна только ночь, ибо нельзя было считать, что противник останется бездеятельным зрителем его и не попытается спутать наши расчеты своими действиями. К тому же трудный маневр захождения плечом целой армии основывался на устойчивости оси захождения, а между тем этой осью служили те самые войска (17-й корпус и два полка 54-й пехотной дивизии), относительно которых сам генерал Куропаткин высказался, что им, как не имевшим еще достаточного боевого испытания, нельзя было доверить выполнение особо трудной боевой задачи. А разве та задача, которую он возлагал теперь на них, выбрав второй способ действий, не была трудною? Если принять во внимание, увы, запоздалое теперь признание генерала Куропаткина, что генерал Бильдерлинг для выполнения поставленной ему задачи занял не заблаговременно укрепленную позицию по линии Чжантун — Тазыпу, а высоту севернее Сыквантуна, укрепление которой ограничилось возведением нескольких окопов, и даже гаолян не был очищен для образования перед позицией обстрела, то эту задачу приходится считать исключительною по своей трудности.

При таких условиях не рациональнее ли был первый способ действий? Успех двухдневного боя на передовых Ляоянских позициях и вызванный им огромный подъем духа защищавших их войск обеспечивал энергическое наступление против обессиленных безуспешными атаками и морально подавленных неудачами их армий Оку и Нодзу. Отбрасывая их к Айсандзяну, мы разрывали связь их с армией Куроки, отрезанной от своих не только расстоянием, которое все более бы увеличивалось, но и рекою в тылу. Все это вместе взятое, при нравственном впечатлении, которое должен был произвести на японцев наш переход к активным действиям, едва ли побудило бы Куроки угрожать нашим путям сообщения, и в частности — железной дороге, прикрытой двумя корпусами — 17-м армейским и 5-м сибирским. Ему пришлось бы заботиться о своем собственном пути отступления и о связи с остальными армиями. Что это такое, свидетельствует генерал Гамильтон, которому 22 августа в штабе генерала Куроки было сказано: «Большое счастье для нас, что Куропаткин вчера или третьего дня нас не атаковал. Нашей удаче как-то даже трудно верится».

Впрочем, какой бы план действий ни был выбран в конце концов нашим полководцем, несомненно, его надлежало осуществлять безотлагательно и энергично. Между тем наступление против Куроки могло начаться только 20 августа. Ночью на 19 августа наши войска очистили передовые Ляоянские позиции и, переправившись за Тайцзыхе, 109 в течение целого дня пополняли свои боевые и продовольственные запасы и устраивались. Неожиданное отступление сильно подорвало их дух — и утомление взяло верх. Только этой реакцией, неизбежно наступающей после огромного напряжения физических сил и высокого подъема духа, и можно объяснить отсутствие энергии в последующих действиях войск 1 сибирского корпуса. Надо было видеть этих отступавших с передовых позиций людей, с серо-зелеными лицами, мутными глазами, бескровными губами, с озлобленными речами по поводу отступления с мест, купленных ценою стольких усилий и жертв, чтобы понять, что эти люди, голодные, вымокшие накануне под ливнем, истомленные беспрерывными в течение недели боями, уже не в силах будут вновь подняться на ту степень воодушевления и напряжения всех своих сил, которой требовала продолжающаяся битва с энергичным, смелым противником.

Куроки, конечно, не стал ждать, пока мы развернем против него всю армию, сделаем захождение ее левым плечом и возьмем во фланг его позицию. На рассвете 19 августа он сам перешел в наступление, оттеснил передовые части 17 корпуса и, выждав, когда переправится через Тайцзыхе гвардейская резервная бригада, двинутая им на Янтайские копи, вечером атаковал Нежинскую сопку и деревню Сыквантун. После упорного боя эта важная высота, составлявшая левый фланг позиции 17 корпуса, осталась в руках японцев, вследствие чего начальник 35-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Добржинский на рассвете 20 августа, отвел с этого участка все войска к деревне Сахутун. Таким образом, Сыквантунская позиция, предназначенная служить осью захождения армии, была потеряна. Весь план действий был нарушен. Вместо развертывания армии и захождения ее плечом 20 августа предстояло взять эту позицию-ось обратно от японцев. Для достижения этой цели в распоряжение генерала Бильдерлинга предоставлено было 44 батальона, а в резерв к ним предназначался весь 3-й сибирский корпус. Способствовать успеху действий генерала Бильдерлинга должны были отряд генерал-майора Орлова (54-я пехотная дивизия) и 1-й сибирский корпус.

Однако, несмотря на то, что к 1 часу дня 20 августа мы имели у Сыквантуна тройной перевес в силах против Куроки, а общее положение последнего было критическое, мы отложили атаку занятых японцами Нежинской сопки и деревни Сыквантун до 5 часов вечера, в целях подготовки ее артиллерией, а за это время обстановка резко изменилась, и не в нашу пользу.

Отряд генерала Орлова, наступавший к югу от Янтайских копей для содействия 17-му корпусу к атаке Сыквантунской позиции, наткнулся около деревни Фаншин на превосходные силы противника (12-я дивизия с резервной бригадой), который сам перешел в наступление с фронта и левого фланга. Не будучи в силах сдержать его, генерал Орлов приказал отряду отступать к станции Янтай. Идти приходилось по необозримому гаоляновому полю, в котором отдельные роты скоро потеряли взаимную связь. Выстрелы невидимого противника гремели отовсюду. Отступление стало беспорядочным. Когда стало известно, что к полю сражения подходит 1-й сибирский корпус, генерал Орлов решил затянуть бой. Вместе с командиром бригады своей дивизии генералом Фоминым он повернул назад один батальон, сохранивший более других порядок, и, став во главе его, повел его вперед, на японцев. Последние, скрытые гаоляном, оказались совсем близко, и враги заметили друг друга в расстоянии всего лишь 20 шагов. Команда «ура» — с нашей стороны, и залп — с другой. Генерал Фомин был убит, генерал Орлов тяжко ранен, и батальон повернул обратно. Отступление стало общим и паническим. Тогда на пути движения японцев в тыл нашей армии и к Мукдену стали конные отряды генерал-майора Самсонова и генерал-майора Мищенко. Спешенные казаки и две конные батареи своим огнем до 6 часов вечера сдерживали напор противника, надеясь, что развязку боя на этом участке примет на себя 1-й сибирский корпус. Но генерал Штакельберг медлил движением, сосредоточиваясь и развертываясь у Сяоталиенгоу, а затем, донеся командующему армией о численной слабости корпуса и об утомлении людей, вовсе отошел назад, к деревне Лилиенгоу. Тогда последовательно отступили и конные отряды Мищенко и Самсонова, угрожаемые обходом с левого фланга.

Почти одновременно с тем, как у Янтайских копей завершались все эти события, у Сыквантуна начинались еще только атаки этой деревни и Нежинской сопки, занятых японцами. В 6 часов вечера мы завладели деревней, а потом и высотой. Но японцы осыпали наши войска, занимавшие их, таким жестоким огнем, что, когда почти все офицеры были перебиты, и большинством рот командовали фельдфебеля, стрелки не выдержали и в 2 часа ночи на 21-е августа очистили Нежинскую сопку. Тогда генерал Добржинский, как и накануне, снова очистил весь участок и отвел войска еще на 3 версты назад, к Эрдагоу.

Таким образом, 20 августа мы потеряли обе позиции (Сыквантунскую и Янтайскую), которые, по плану генерала Куропаткина, должны были служить опорными точками для задуманного им маневра против Куроки, и теперь не мы уже грозили прижать его к реке, а он грозил нашему пути отступления на Мукден, вися на левом фланге. Вероятность этой угрозы еще более усилилась, когда отряд генерала Любавина, охранявший наш крайний левый фланг, отошел назад, к городу Фындяпу под давлением противника, двигавшегося от Бенсиху в направлении на Мукден. Силы последнего выяснить здесь не удалось, и они были приняты за главные силы армии Куроки.

При таких обстоятельствах естественно возникал вопрос: продолжать ли осуществление задуманного плана и вести бой за удержание линии Тайцзыхе, продолжая оборону Ляояна, или, очистив последний, отвести армию к Мукдену, на укрепленную позицию по левому берегу Хунхе.

Ляоян оборонялся стойко. Его укрепления составляли 8 сильных фортов, 8 редутов и 21 батарея на 208 орудий — в первой линии; 2 форта, 4 редута, 5 люнетов и 3 батареи на 19 орудий — во второй; 2 форта, 2 люнета и 5 батарей на 36 орудий — в третьей. Промежутки между фортами, люнетами, редутами и батареями были заняты окопами.

Армии Оку и Нодзу атаковали их 19 августа. Утром они заняли оставленные нами передовые позиции и стали переделывать их укрепления фронтом к Ляояну; около полудня они начали жестокую бомбардировку города из осадных орудий лидитными снарядами, произведшими в нем сильные пожары, а из полевых стали обстреливать форты и редуты; ночью обрекогносцировали подступы к ним, и на рассвете 20 августа повели атаку вдоль полотна ж. д. на участок от редута Д до редута Г. Она была отбита залпами. В 10 часов вечера японцы повторили ее по всему фронту левого участка, от ж. д. до Тайцзыхе. В 2 часа ночи на 21-е августа и эта жестокая атака была всюду отбита нами огнем и взрывом фугасов, заложенных на пути наступления противника к нашим укреплениям.

Волчьи ямы, выкопанные перед нами, оказались утром до верху набитыми японскими трупами.

Печальным эпизодом этого славного дня была вылазка, произведенная утром по приказанию командующего армией четырьмя сибирскими пехотными полками (Барнаульским, Енисейским, Семипалатинским и Тобольским) и стоившая нам свыше тысячи человек убитыми и ранеными. Вызвана она была слухами, будто часть армии Оку переправилась ниже Ляояна на правый берег Тайцзыхе и двигается в тыл нашим укреплениям. Целью вылазки поставлено было выяснить группировку противника на участке армии Оку. Предположение о переправе японцев оказалось вздорным.

Но участь Ляояна все равно уже была решена генералом Куропаткиным, который решил очистить его и отвести армию к Мукдену.

Приказание об этом получено было главным начальником обороны Ляояна генералом Зарубаевым в 7 часов утра 21 августа и тотчас же сообщено войскам. Но в 9 часов утра пришло другое: начать очищение фортов только в сумерки. Легко понять, с каким чувством в сознании бесполезности своих жертв, бесплодности своих героических усилий должны были отстаивать войска укрепления, обреченные на оставление их противнику. Это было жестокое испытание их чувства долга — и они выдержали его блестяще. Все атаки японцев и в этот день, как и в предыдущие, были отбиты. А их на форты 3-й и 4-й произведено было в течение дня пять! Японцы подходили к ним на 400 шагов, а часть их (человек 60) прорвалась даже за линию наших укреплений, но была переколота штыками. В отбитии штурмов принимали участие даже раненые, помогавшие тем, что подносили патроны и воду и набивали ленты пулеметов. Огонь наших стрелков был так силен и беспрерывен, что деревянные части винтовок у ствола (накладки) тлели и загорались, а сами стволы накалялись до такой степени, что их приходилось поливать водой, чтобы иметь возможность держать ружье в руках. Кроме фортов 3 и 4, жестокой бомбардировке и затем атаке подвергался в этот день и редут Д, но и к нему японцев подпустили только на 600 шагов.

В начале 8 часа вечера огонь японцев стал стихать, и атаки их прекратились. Тогда в 7 1/2 часов войска наши, по приказанию генерала Зарубаева, стали очищать укрепления и отходить на 2-ю линию, а с последней — в 11 часов вечера и за Тайцзыхе. Противник, видимо, не ожидал столь неожиданного прекращения упорной трехдневной обороны и только лишь в полночь завязал перестрелку с прикрывавшими отход главных сил охотничьими командами. Все раненые, орудия и обозы были увезены, противнику не оставлено никаких трофеев, деревянные мосты чрез Тайцзыхе сожжены, а железнодорожный мост подорван.

Этот день красноречиво засвидетельствовал самоотверженную преданность войск долгу. Драться так геройски не для победы, а для отступления способна не всякая армия.

«Сравнивая действия наших войск под Ляояном и на восточном фронте против армии Куроки, невольно изумляешься, — говорит полковник Черемисов в своем очерке войны, — разнице в их поведении: здесь необычайная стойкость и порядок в частях, находчивость и распорядительность начальников, там — растерянность и хаос. Между тем это были не только войска одной и той же армии, но одних и тех же корпусов, дивизий и частью даже полков, так как состав той и другой группы был смешанный. Разницу эту можно объяснить себе только твердостью высшего управления войсками в Ляояне и ясной постановкой задач подчиненным начальникам, в чем как бы ощущался недостаток в восточной группе, где наши намерения были несколько неустойчивы. Действительно, войска в Ляояне с самого начала получили категорическое приказание командующего армией обороняться до последнего человека, и это указание осталось руководящим и неизменным на все время трехдневных боев. В то же время против армии Куроки мы задались энергичным наступательным планом, но стали приводить его в исполнение с колебаниями и излишней осторожностью, опасаясь смелых маневров со стороны противника, наступательный порыв очень скоро сменился стремлением к обороне, а затем и к отступлению» 110 .

Этот отзыв русского историка мы дополним замечанием состоявшего при армии Куроки английского генерала сэра Гамильтона.

«Всякие планы, — говорит он, — должны быть основаны на принципе поражения противника. Мудрое правительство может простить неудачу генералу, потерпевшему поражение вследствие широты своих планов. Но генерал, ожидающий событий, старающийся обезопасить себя на всяком пункте, предпочитает лучше упустить благоприятный случай, чем взять на себя ответственность, которой можно избежать, такой генерал хорош только с точки зрения врага» 111 .

Это замечание невольно приходит на память, читая академические объяснения генерала Куропаткина, почему он решил отвести свою армию к Мукдену.

«При крайнем напряжении наших сил и при умелом руководстве ими со стороны главных начальников, — говорит он, — мы могли рассчитывать удержаться в Ляояне и отбросить армию Куроки к Тайцзыхе, но для этого необходимо было отвести часть переправившихся на правый берег войск (т. е. восточной группы) назад и развернуть их на новой линии значительно севернее, дабы можно было позицию у японцев у Янтайских копей атаковывать не только с запада, но и с севера. Такое движение, оставляя открытым наш правый фланг, делало изолированным положение 17 корпуса на позициях правого берега Тайдзыхе; противник мог сбить этот корпус с позиций и выйти в тыл гарнизону Ляояна. Отход же к Мукдену давал нам возможность выйти из положения, в котором мы были угрожаемы, как с фронта, так и с левого фланга».

Пусть это удаляло нас от Порт-Артура, понижало дух нашей армии и поднимало дух противника, отступление к Мукдену было решено. Оно началось 22 августа и было выполнено войсками «с неимоверными трудностями по продвиганию артиллерии и обозов», как доносил генерал Куропаткин. Наблюдавший его германский военный агент при нашей армии подполковник фон Лауэнштейн признал, что «оно было исполнено образцово». «Мы, германцы, — говорил он, — не смогли бы так сделать». «Лауэнштейн был поражен спокойствием и терпением нашей пехоты, которая по два часа стояла у мостов, пропуская обозы и артиллерию». «Наши германские солдаты, — признавался он, — спокойно простояли бы минут двадцать, потом стали бы ворчать, потом — ругаться, а потом — самовольно пошли бы, спутав порядок движения».

Противник не преследовал. Он был так утомлен и расстроен упорным боем с нами, в котором победа его столько раз казалось ему невероятной, что теперь ему было не до преследования израненного отступающего льва.

В сражениях под Ляояном мы потеряли 516 офицеров и 15 374 нижних чинов, японцы — 600 офицеров и 16 939 нижних чинов 112 .

Разбирать подробно, почему Ляоянское сражение превратилось для нас из победы в поражение, мы не будем. Генерал Куропаткин указывает, что главной причиной отвода им армии от Ляояна к Мукдену было очищение войсками 17 корпуса не только Сыквантунской сопки, но и позади лежащих высот. Мы не можем, однако, придавать этому частному эпизоду, как он ни значителен сам по себе, столь важной, решающей роли. Зародыш нашего поражения лежал в пассивности образа наших действий, и он все рос от той осторожности, медлительности и недоверия к своим войскам, которые являлись характерными чертами полководнической личности Куропаткина. Они были столь рельефны, что их подметил даже иностранец, тот лее подполковник фон Лауэнштейн: факт отступления от Ляояна он объясняет именно, с одной стороны, недоверием Куропаткина к запасу нравственных сил своей армии, а с другой — страхом перед призраком больших сил Куроки.

При таких условиях, при отсутствии какой бы то ни было смелости в замыслах русского полководца, при вялости и нерешительности его действий, победу японцев нельзя назвать блестящей. Специалисты считают, что они обязаны ею гораздо меньше своему искусству, чем нашей пассивности.

Подводя итоги исполнения военного плана японцев, следует отметить, что выполнить его им в существенных его пунктах не удалось. Ни операции против Хайчена для захвата ж. д., ни операции против Ляояна для поражения русской армии, целей своих не достигли. Русская армия была побеждена под Ляояном, но не разбита, и отошла к Мукдену, готовая для нового боя, по-прежнему владея железнодорожным путем.

105 Записная книжка штабного офицера во время русско-японской войны. Изд. В. Березовского. Т. II. С. 75. - Прим. авт.

106 Там же. С. 77. - Прим. авт.

107 См.: Письмо в редакцию журнала «Разведчик» (1908 г. №989) бывшего начальника 35-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Добржинского, который, между прочим, сообщает, что до прибытия его к Сыквантуну никакой разведки кавалерией произведено не было, так как начальник ее прибыл позднее его, генерал-лейтенанта Добржинского. - Прим. авт.

  • Василий Потто. Кавказская война. Том 5. Время Паскевича, или Бунт Чечни
  • М.И. Туган-Барановский. Русская фабрика в прошлом и настоящем. Историческое развитие русской фабрики в XIX веке
  • коллектив авторов. Российская Империя от истоков до начала XIX века. Очерки социально-политической и экономической истории
  • Митрополит Макарий (Булгаков). История Русской Церкви в период постепенного перехода ее к самостоятельности (1240-1589). Отдел первый: 1240-1448. (Книга 3)
  • Рассказать друзьям